Трое в Париже (Рассказ-путеводитель)

Автор: Татьяна Кольцова

День первый

Официант-индус уже две минуты объяснял нам слово lamb. Трудности перевода в индийском ресторане достигли своего апогея – к адской смеси английского, французского и русского примешались хинди и язык жестов. Наконец, индуса осенило:

- Бе-е-е! – сказал он, и мы все переглянулись. -  Бе-е-е-е!

- А-а! – дошло до меня. – Ягнятина!

Индус закивал и стал гладить воображаемого маленького барашка. Ира  заказала это блюдо, и мы стали ждать аперитив.

- Все-таки это странно, что в первый день в Париже мы пошли в индийский ресторан, – сказал Саша.

- А мне нравится, - сказала Ира.

- А мне все равно, - сказала я.

Индус принес странный коктейль с легким запахом имбиря и меда. При этом он загадочно улыбался.

- Ну, за первый день в Париже! – сказала Ира и подняла бокал.

- Который прошел так здорово! – сказал Саша.

- Который прошел неудачно, - сказал я, и все закатили глаза. – Мы не успели посмотреть  Дом Инвалидов.

- Молчи и пей, - сказала Ира, блаженно смакуя индийскую амброзию.

- Это сейчас тебе весело, потому что ты не знаешь еще программу на завтра, - сказала я.

- А что там? – спросил Саша.

-  Триумфальная арка, Елисейские поля, остров Сите…

- Эээ… - сказала Ира.

- Cобор Парижской Богоматери, Консержьери… - продолжала я.

- А ты уверена, что мы все это успеем? – спросила Ира.

- Конечно! – сказала я. – Если никто не будет ныть, как сегодня.

Индус принес огромную сковородку чего-то скворчащего, ярко-желтого и необыкновенно ароматного.

- Саня, скорее сфотографируй меня! – закричала Ира, протягивая Саше фотоаппарат и прильнув лицом к сковородке.

- Во Франции обязательно надо благодарить официантов, - сказала я. – Это тебе не Россия, здесь официант – почетная профессия.

- Еще вот так! – игнорировала меня Ира, продолжая позировать.

- Мерси, - поблагодарила я официанта вместо Иры. Официант очень обрадовался.

- Хватит делать ей замечания! – сказал Саша.

- Надо хоть немножко уважать культуру страны, в которую приехали.

- Хватит! Зануда! – сказал Саша и принялся за свое «Тикка масала».

День второй

Ира бесила меня с самого утра. Сначала она долго мылась, потом долго гладила свое ужасное платье, а потом решила поболтать по скайпу с мамой. Я смотрела на ее мужа, спокойно лежащего на кровати, и думала – а не соблазнить ли мне его?

Они взяли меня с собой в путешествие, потому что я сносно объясняюсь по-французски, умею водить машину, у меня есть опыт в планировании качественных и насыщенных туристических маршрутов, а также удивительная способность находить самые дешевые отели и авиарейсы. Вот и эта поездка обошлась им в копейки, благодаря мне. Ну, разве я виновата, что Ира совсем не умеет обижаться, и искренне считает меня своей подругой?

Думаете, я поехала из-за Саши? Совсем нет, он меня не интересует совершенно. И если даже я решусь его соблазнить, то только от скуки, в те долгие часы, пока Ира моет голову.

Я поехала из-за того, что уже давно брежу Парижем, а подходящей компании все никак не подворачивалось. Наконец, я плюнула и решила, что пусть компания сама найдет меня. И вот  приглашение этой сладкой парочки.

- Как будет по-французски «я забыл слово»? – вдруг спросил Саша.

- Же ублие ле мо, - машинально ответила я, не отрываясь от размышлений.

- Жублие?

- Ага.

- А как будет «о,  я вспомнил»?

- А, вуаля, же трув!

- Дурацкий язык.

Я посмотрела на него испепеляюще.

- Это самый красивый язык в мире.

- Это ты так думаешь.

- Ир, если ты сейчас не закончишь, мы опять попадем на сиесту! – сказала я Ире.

- На чо? – спросила Ира, крася ресницы с открытым ртом.

- С трех часов дня все рестораны закрываются на сиесту.

- Ты такая умная, - сказал Саша. Я запустила в него словарем.

Ира прекратила красить ресницы и испуганно посмотрела на нас.

- Вы меня оба достали, - сказала я. – У нас всего четыре дня в Париже, а мы до обеда сидим в номере!

- Да я уже все! – закричала Ира, закрывая косметичку и глядя на меня испуганными глазами, один из которых так и остался не накрашен.

В лифте Ира докрашивала глаз, а я хмуро смотрела в пол. С нами ехал пожилой дяденька в очках. Он вдруг дотронулся до моего локтя и спросил:

- Вуз италиен?

- Нон! Же сюи рус!

- Рус?!

- Уи! – гордо ответила я.

- Аа, рюс! – поправил меня дяденька и уважительно добавил. – Ооо!

Почему-то даже вполне доброжелательный дяденька меня раздражал. Наверное, потому, что я была уверена, что лексика у меня хромает, а вот произношение – не отличишь от истинной француженки.

- Что он спросил? – сказал Саша.

- Не твое дело, - ответила я. Я решила не разговаривать с ним сегодня. А он обращался ко мне довольно часто: то просил перевести какой-то текст на Триумфальной Арке, то сделать заказ в кафешке. Ира ничего не просила перевести – ей было совершенно неинтересно, что написано на Арке и других достопримечательностях. Но к тому моменту, когда с Елисейских полей мы стали заворачивать на мост Pont Neuf , чтобы перейти на Сите, Ира начала волочить ноги, морщить нос и постоянно отставать от нас. Наконец, она сказала:

- Я хочу домой.

- Опять началось! – заорала я.

- Я не могу ходить так долго! Давайте оставим этот дурацкий остров на завтра.

-  На этом «дурацком» острове находится Нотр Дам, например, - закипала я. – И вообще, мы и так уже оставили на завтра Лувр, который должен быть сегодня!

- Езжай в отель, - сказал Саша.

- Я не найду дорогу от метро, - ныла Ира.

- Тогда иди потихоньку, в своем темпе.

Меня поражало его спокойствие. Мне хотелось ее убить.

Мы с Сашей молча шагали по легендарному Pont Neuf мимо художников и сувенирных лавок. Он уже перестал спрашивать что-либо, каждый раз натыкаясь на мое гнусное молчание. Уже виднелись шпили Нотр Дама, я начала напевать главную тему из мюзикла, как вдруг Ира закричала сзади:

- Стойте!- она, запыхавшись, подбежала к нам с огромными от удивления глазами. – У меня что, на лбу написано, что я русская?!

- В смысле?

- Там, на мосту, русский художник обратился ко мне по-русски. Спросил, не желаю ли я портрет.

- Может, ты шла и бормотала что-то себе под нос?

- Нет!

- Слушайте, я хочу в туалет! – вдруг сказал Саша. Я смерила его презрительным взглядом.

- Мы точно никогда не дойдем до Нотр-Дама.

Как назло, нам тут же попался уличный туалет. Ох уж эта Франция! Не успеешь подумать – он тут как тут.

Саша попытался открыть дверь туалета. Я начала смеяться, потому что было очевидно, что туалет занят. У двери даже не было ручки. Наконец, дверь открылась, и из туалета вышел парень, отряхивая руки. Саша тут же проскользнул в открытую дверь. Парень удивленно посмотрел на него и остановился рядом с нами, продолжая наблюдать за туалетом.

Внутри зашумела вода. Сквозь шум мы услышали неясный Сашин возглас то ли удивления, то ли восхищения – было непонятно. Негр почему-то улыбался.

Тут дверь открылась, и мы все имели честь созерцать Сашу без штанов и с неподдельным испугом на лице. Он лихорадочно натягивал джинсы. Мы с французом безудержно хохотали. Тут дверь снова закрылась.

- Откройте меня! – кричал Саша изнутри. Ира заволновалась и стала нажимать какие-то кнопки на двери. Наконец, француз решил вмешаться. Он быстро-быстро стал что-то говорить мне.

- Же не компран па… - сказала я.

- М? – удивился француз. – Ву не парль па франсе?

- Не-а, - ответила я.

Француз выпучил глаза.

- Ну что вы, не верите, что ли? Русская я, русская! Же сюи рюс!

- Хм, - сказал француз, взял меня за руку и подвел к туалету. Саша там почему-то затих. Парень показал мне картинки на двери туалета, и вдруг все стало ясно. После каждого посетителя туалет автоматически закрывается, моет унитаз, а затем открывается и запускает следующего. В общем, Саша начал делать свои дела во время мойки.

Наконец, умный туалет (умнее нас всех!) выпустил Сашу. Тот вышел весь красный и сконфуженный.

- Зато с гордостью можешь теперь говорить, что снял штаны перед Нотр Дамом! – сказала я, забыв, что обиделась на него.

- Слушай, ну хватит уже бойкота на сегодня, - попросил Саша. – Если бы ты нормально объяснила мне действие этого туалета…

- Да я сама не знала!

- Этот парень не поверил, что ты не француженка? – спросила Ира с завистью.

- Ага, - ответила я гордо.

День третий

Я терпеливо ждала, пока Ира нафотографируется на фоне Лувра.

- Теперь тебя? – любезно предложил Саша.

- Нет уж, спасибо, - ответила я.

- Пойдемте внутрь! – наконец, сказала Ира.

- А может, не надо? – сказала я. - Там же очередь за билетами. И вообще, - разве вы интересуетесь   живописью?

- Ты что, побывать в Париже – и не побывать в Лувре?! –  высказалась Ира, вызвав у меня приступ тошноты,  и двинулась к входу.

Преодолев  толпу у входа и взяв штурмом душную и потную очередь к кассам, мы, наконец, вошли в холл Лувра. Я хотела купить аудиогид по Лувру, чтобы получить хоть какое-то удовольствие и пользу от этой затеи. Но на русском языке гида не оказалось.

Ира сразу пошла по указателям к Джоконде. В зале толпилось около сотни людей. Еще изрядно потолкавшись, я увидела-таки кусочек Моны Лизы. В это время Ира, как таран, распихивала людей, топтала их, пробивая дорогу себе и мужу. Наконец, она оказалась, счастливая, у широких перил,  огораживающих картину. Саша тут же защелкал фотоаппаратом.

Я подошла сбоку. Как я и ожидала, никакого благоговения перед шедевром. Картина за стеклом – бликует. Подойти поближе нельзя. Даже на лекциях по МХК я могла рассмотреть Джоконду в учебнике лучше, чем здесь. Заскучав, я отвернулась.

- А кто ее написал? – услышала я сквозь туристический гул тонкий голосок Иры.

- Леонардо да Винчи, - ничуть не удивившись, ответил Саша. Я рассмеялась так, что охранники обернулись. Ира тоже посмотрела на меня, немного сконфуженная.

- Пойдем, я тебя сфоткаю с ней! – громко сказал мне Саша. Я сделала ужасные глаза и изо всех сил замотала головой.– Почему не хочешь?

- Поверь мне, ни я, ни Джоконда не заслужили нашего совместного фото.

- О, Господи, - Ира закатила глаза.

- Хотя… - продолжала я, - я хотя бы знаю, кто ее написал.

Ира обиделась и пошла к выходу. Саша рванул за ней.

- Погодите! Куда вы? А Венера Милосская? А отдел древнего Египта? А зал греческой керамики?  – я злорадствовала. Мне было жалко бездарно потраченного времени на одну только фото Иры с Джокондой.

На улице Ира заплакала.

- Я больше так не могу, - всхлипывала она. – Ты со своими замечаниями… Все, что я делаю, тебе не нравится. Ты все время ржешь и ехидничаешь…

Я молчала. Мне даже нечего было возразить. Вдруг, к моему удивлению, на мою сторону встал Саша.

- Ир, ну, в самом деле, зачем мы поперлись в этот Лувр? Ты же не разбираешься в живописи.

- Это мягко говоря, - добавила я. Ира разрыдалась с новой силой.

- Ладно, давайте все успокоимся и пойдем дальше, - сказал Саша.

- Я устала, - сквозь слезы проговорила Ира.

- Начинается, - сказала я.

- Ыыы, - плакала Ира, как ребенок.

- Что у нас дальше по плану? – спросил меня Саша.

- Пойдемте погуляем в саду Тюильри.

Ирина вытерла слезы.

- А там есть скамейки? – спросила она.

Полчаса мы занимались тем, что искали для Иры скамейку, а точнее стул. В саду стояли сотки стульев – со спинками и без, раскладных и монолитных. И абсолютно все были заняты отдыхающими безмятежными французами. Кто-то спал, кто-то читал, кто-то загорал, кто-то ел французскую булку, бросая крошки на белый песок. Их тут же подбирали голуби, воркуя гортанно на французский манер. Наконец, мы уселись на край фонтана и опустили в него ноги. Я периодически оглядывалась, не бежит ли к нам полицейский, чтобы оштрафовать, но никто не бежал, и я успокоилась. В фонтане дети пускали большие кораблики, подталкивая их палками.

Через полчаса мне стало припекать голову, а ноги замерзли.  Я обулась и сделала пару кругов по саду. Мне нравилось наблюдать за французами. Никто никуда не спешил. Я вспомнила, какой сегодня день недели, и оказалось – среда. Ни в одном парке в России я не видела столько расслабленного народу по средам. Потом я засмотрелась на крепкую высокую негритянку, которая несла на голове дорожную сумку. Обе руки ее были свободны, она шла легко и прямо. Ни одна девушка в России не смогла бы так ходить ни с сумкой на голове, ни с сумкой в руке, ни даже вообще без сумки. Наконец, мне надоело разглядывать парижан.

- Давайте доедем до Эйфелевой башни и заберемся наверх, - предложила я, вернувшись к фонтану. Ира загорала, Саша дремал.

- Мы ведь были у башни в первый день! – возмутилась Ира.

- Но наверху-то мы не были!

- Пойдемте! – обрадовался Саша и соскочил на ноги. Ира застонала.

Когда мы переходили дорогу в неположенном месте, один парень на Пежо притормозил и с улыбкой пропустил нас. Я подняла вверх большой палец и тоже улыбнулась ему. Он закивал и приложил руку к сердцу. Я давно заметила  эти чудесные жесты благодарности водителю, принятые у французов.  Они показались мне такими трогательными, что я их тут же скопировала и начала применять.

Уже на подходе к метро нам снова нужно было миновать перекресток, и Ира почему-то ломанулась на красный. Водитель резко затормозил, высунул   голову в окно и прокричал Ире несколько ругательств даже не по-французски, а, кажется, на своем коренном камерунском диалекте. Она сконфузилась, но перебежала дорогу. Мы поспевали за ней, водитель ждал, и в последний момент я успела показать ему большой палец и улыбнуться.  Он улыбнулся в ответ.  Когда мы оказались на другой стороне улицы, то застали там Иру рыдающей.

- Что случилось? – спросил Саша. –  Испугалась?

- Она показала этому африканцу большой палец за то, что он накричал на меня, - всхлипывала Ира. У меня опустились руки, и даже ничего не хотелось объяснять.

День четвертый

Весь остаток вчерашнего вечера и все утро Ира не разговаривала со мной. Не скажу, что я сильно от этого страдала, но за последние три дня у меня это был уже второй бойкот. На башню мы так и не поднялись, потому что Ира не захотела стоять в очереди, а потом подниматься по лестнице пешком.  Сегодня мы штурмовали Монмартр.

Меловые башни базилики Сакре-Кер едва забрезжили в проеме узкой улочки Монмартра, как вдруг Ира остановилась.

- Я больше не могу.

Мы недоуменно уставились на нее.

- Я устала, и больше не могу идти. Я не смогу подняться по этой лестнице.

- Эээ… И что ты предлагаешь? – спросил Саша, с грустью покосившись на Сакре-Кер, которая была уже так близка.

- Я поеду в отель.

- Ты же не найдешь его.

- Да, я не найду. Проводите меня, пожалуйста.

- Ты с ума сошла что ли?! Это мы сейчас часа два потеряем!

Ира заплакала. Я видела, что Саше ее почти не жалко.

- Пойдем, я посажу тебя в кафешку, ты посидишь, отдохнешь, и мы тебя потом заберем.

Я успела оглядеться и заметить, что места во всех ближайшие кафе заняты как внутри, так и снаружи, а многие посетители стояли у бара в ожидании столика. Но мне не пришлось делиться своим наблюдением, так как Ира сказала:

- Нет, мне нужно поехать в отель и поспать.

Саша вытаращил глаза и чуть не задохнулся от возмущения. Я отошла в сторонку. Почему-то казалось, что сейчас кто-то кого-то ударит.

Наконец, парочка двинулась в сторону метро. Саша оглянулся на меня и махнул. Я догнала их и увидела, что Ира продолжает плакать, а Саша продолжает ее ругать.

- Четыре дня в Париже! Че-ты-ре! И ты едешь в отель! Нет, мы все едем в отель из-за тебя! Ну как можно было устать за время поездки в метро, объясни мне, пожалуйста? И как можно было не выспаться?

Поток обвинений никак не прекращался, и даже когда мы спустились в метро, Саша продолжал перекрикивать гул поезда. Ира вдруг перестала плакать и начала защищаться.

- Невозможно успеть посмотреть весь город за такой короткий промежуток времени! Это просто идиотизм!

- Мы утверждали план поездки еще дома! Могла бы уже тогда сказать, что не осилишь все это!

Вдруг в вагон метро зашел уличный музыкант хиповского вида с гитарой, включил усилитель и заглушил абсолютно все остальные звуки песней We gonna rock. Ира и Саша сначала еще попытались перекричать его, но потом стали тупо слушать слегка фальшивое пение, а музыкант, закрыв глаза, пел так самозабвенно, рука его просто неудержимо прыгала по грифу. Он даже не подозревал, что прервал семейную ссору. Мне  стало ужасно смешно, и я в голос расхохоталась. Но этого никто не услышал.

Видимо, песня охладила пыл, так как после того как музыкант вышел, ребята не продолжили выяснять отношения. Мы молча доехали до нашей станции, а потом молча шли по узенькой улочке к нашему отелю. Когда он уже виднелся сквозь дома, Саша спросил:

- Дойдешь?

Ира кивнула и отправилась в отель. Мы снова вернулись в метро. Мне почему-то неистово захотелось приключений.

- А может, ну его, этот Монмартр? Мы же уже посмотрели на Сакре-Кер, - осторожно сказала я.

- Да, я ее даже сфотографировал.

- Давай обследуем Парижские тайны. Например, я знаю, что если зайти в дом № 47 на улице Монж, то попадешь в арены Лютеции – древнеримский амфитеатр.

- Ого?

- Пойдем!

Мы долго ехали на метро, болтая так увлеченно, что чуть не пропустили свою остановку. Я чувствовала всей своей натурой, что наша поездка была бы куда интересней  и душевней без Иры.  Я была почти уверена в том, что Саша чувствует то же самое.

Вход в арены Лютеции через неприметную дверь  неприметной улицы совершенно поразил меня. Но я не подала вида, так как решила вести себя как заправский гид по Парижу. Поэтому я лишь с улыбкой  наслаждалась Сашиным восхищением и кивала – мол, да, это тебе не какой-то там банальный Лувр.

На арене группа людей играла в петанк, и среди игроков мы наблюдали за женщиной преклонных лет, я бы сказала, бабушкой с короткой стрижкой, в клетчатой рубашке и джинсах. Эта бабушка нас просто заворожила. Мы тут же придумали ей историю. Это бабуля родилась в семье хиппи. Она росла под песни Битлз, разгульные вечеринки родителей и нравоучения о свободной любви. Естественно, в результате таких нравоучений у нее не оказалось вообще ни любви, ни семьи, ни детей, ни внуков, и вот теперь она играет с молодежью в петанк, выкрикивая что-то по-французски и забавляя местных зевак.

Потом мы заметили еще одного любопытного персонажа. Это был молодой француз лет двадцати, который, не переставая, разговаривал по телефону. Мы с Сашей придумали историю и этому французику: он студент, прогуливает лекции сегодня,  ему совершенно нечего делать, а все друзья заняты. Вот он и ошивается на аренах Лютеции, названивая всем подряд, отвлекая от дел.

Под конец нашего посещения арен мы заметили на одной из площадок дерево сливы, сплошь увешанное желтыми спелыми плодами. Саша срывал полупрозрачные сливы, а я запихивала их в рот. По традиции, сливе мы тоже придумали историю. Мы решили, что это очень древняя слива: один из посетителей амфитеатра пришел с кулечком слив на трагедию Еврипида, и выплюнул одну косточку прямо себе под ноги. Из нее и выросло это дерево.

Наконец, мы проголодались, и отправились в ближайшее кафе. Это оказалась блинная – crêperie. Все стены ее и даже потолок  были оклеены какими-то старыми газетами и открытками, вокруг стояли цветы в горшочках и чьи-то мягкие игрушки. Казалось, что хозяин блинной сделал интерьер из всего ненужного, что нашлось в его доме. Но получилось забавно.

Нас обслуживала очень хорошенькая официантка. Она мило улыбалась, а потом принесла чек, где рядом с итоговой суммой нарисовала сердечко и написала: «Mersi».

После обеда нам попался огромный магазин французской посуды. Саша захотел войти, чтобы купить подарок маме. Я удивлялась, но даже шоппинг с ним меня не раздражал! Мы осмотрели все кастрюли, чайники и скатерти, и тут Саша увидел стойку с самыми разными бокалами. Посреди магазина стоял круглый стол. Саша взял два бокала, усадил меня за стол и сел сам.

- Так, представь, что мы сидим в гостях у моей мамы, - мы стукнулись бокалами, и Саша внимательно прислушался к звону. – Неплохо. Давай еще раз.

- Сегодня шампанское особенно удалось хозяйке, - решила подыграть я и мы стукнулись еще раз.

- Неплохо! – снова сказал Саша.

К нам подошла продавец, я было смутилась и начала извиняться за наше поведение, но она стала быстро-быстро что-то говорить, улыбаясь во весь рот. Среди ее тирады я уловила слова «mariage», «les jeunes mariés», «les verres de vin» (свадьба, молодожены, бокалы), и, наконец, поняла, что она имела ввиду.

- Oh, non! – закричала я.

- Что случилось? – спросил Саша.

- Они все думают, что мы жених и невеста!

- Ну и пусть думают! – сказал Саша.

Продавец продолжала улыбаться и стоять рядом.

- Скажи ей, что мы берем эти бокалы.

- Нуз аштон сет вер до ван, - сказала я, и девушка очень обрадовалась. Она положила бокалы в коробку, хитро поглядывая на нас, а на прощанье сказала:

- Фелиситасьонс!

- О нет, она нас поздравляет, - сказала я. На коробку девушка наклеила двух голубков. – Как ты будешь дарить это маме?

- Придумаю что-нибудь, – сказал Саша и обворожительно улыбнулся продавщице.

На выходе из магазина мы столкнулись с молодым французом-бездельником, который болтался на аренах Лютеции. Он почему-то обрадовался, увидев нас, и стал что-то говорить мне. Я попросила помедленнее, и, наконец, смысл дошел до меня.

- Он зовет нас на свою вечеринку, - перевела я Саше.

- Нас?! Зачем?

- Пуркуа? – спросила я парня.

- Vous êtes fous les russes, qui ont volé des prunes. Je veux vous présenter avec vos amis.

- Что-то вроде: «Вы сумасшедшие русские, которые воровали сливы. Я хочу познакомить вас с друзьями».

- Круто! – неожиданно обрадовался Саша. – Поехали!

Кураж французской свободы и неопределенности захватил нас, и я совершенно забыла об Ире, которая ждала в отеле. Да как я могла о ней помнить, если даже ее собственный муж забыл! Мы шли по парижским улочкам, болтая с нашим новым знакомым, которого звали Серж, но мы, конечно, стали звать его Сережей. Оказалось, что мы угадали – Сережа учился на дизайнера, но сегодня прогуливал лекции, потому что преподаватель – dépresseur (как я поняла, зануда).

Серж, в отличие от преподавателя,  оказался очень веселым. Он привел нас к старинной многоэтажке, мы долго поднимались на старом лифте, и, наконец, вошли в квартиру. Вечеринка была в разгаре.

Квартира была оформлена в интерьере в стиле «лофт»: на кирпичных стенах висели в беспорядке весьма странные картины, а потолок был обит ковролином, как я поняла, для звукоизоляции. Это не было лишним, так как музыка оглушала. С потолка свисали настольные лампы вверх ногами. Наконец-то я увидела истинных француженок, которыми так грезила! До этого на улицах мне попадались только афрофранцуженки, одетые как утки-мандаринки, или престарелые дамы в джинсах и рубашках. А здесь я обнаружила целую колонию одинаково ухоженных и по-разному обворожительных длинноногих дев в платьях, каблуках, с наращенными волосами и покачивающейся походкой. Они по очереди подошли к нам, поприветствовали (Сашу – поцелуем в щечку, меня – белозубой улыбкой), заглянули в Сашину коробку, очень обрадовались и тут же достали наши новые бокалы. «Наши», - отметила про себя и стала ревниво наблюдать, как в наши бокалы разливается чужое вино.

Молодые люди в компании тоже были, но они сидели на пуфах и диванах, болтали, и даже не оторвались от своих дел, когда мы пришли.

Саша абсолютно не переживал за свои бокалы: он тут же начал пить из них вино и заигрывать с длинноногими картавыми девушками, постоянно повторяя одну фразу:

- Жублие ле мо, - после чего и девушки, и Саша закатывались в хохоте, закинув головы.

Я тоже выпила вина, а потом французские мужчины предложили мне покурить какой-то странный кальян. Я не отказалась, но после мгновенно потеряла интерес к данной компании, а вскоре уснула в кресле под рассуждения Сержа, кажется, о Сартре или  еще каком-то депрессивном французе. «Dépresseur», - подумала я, отключаясь.

Когда я проснулась, в квартире ничего не поменялось, но на часах было уже три ночи! Я отправилась искать в Сашу, чтобы напомнить ему о жене, и обнаружила его на кухне, неистово целующимся с белобрысой шваброй с наращенными волосами, которая балансировала при этом на каблуках и не выпускала из рук НАШЕГО бокала.

Понаблюдав за сценой минуту, я сказала громко по-русски:

- Пора бы заканчивать, жена-то ждет! – и зачем-то повторила эту фразу по-французски. Я была уверена, что мой герой-любовник тотчас же получит от девушки оплеуху, но ее это ничуть не смутило. Она улыбнулась мне и глотнула вина из нашего бокала.

Саша сделал настолько испуганные глаза, что на секунду я поверила, что он на самом деле забыл о существовании жены.

Мы долго пытались добиться хоть у кого-то из присутствующих номера телефона такси, а потом, наконец, решили выйти на улицу и поймать машину. Мы молчали всю дорогу, и я чувствовала кожей, насколько стыдно Саше то ли передо мной, то ли перед женой, то ли перед блондинкой с вечеринки, то ли перед мамой, которой он так и не довезет звенящие бокалы.

Я уже не на шутку переживала за Иру, я была уверена, что нас ищет полиция по всему Парижу, а Ира, заламывая руки, мечется по улицам, приставая к прохожим со своим ужасным английским и показывая в своем телефоне наши фотографии.

Дорога в отель  была настолько долгой, что я вдруг решила, что наш водитель – маньяк, и везет нас вовсе не в отель, а куда-нибудь в Бельгию, где нас никто не найдет. Похолодев, я стала выспрашивать у него, куда же мы держим путь, и поняла, что он совершенно заблудился.

Еще час мы пытались разобраться, где находимся и как нам доехать до нашего района. Каким-то чудом в пять утра, когда уже светало, мы поймали машину с навигатором, и водитель-таки довез нас до места.

Но и на этом неприятности этой странной парижской ночи не закончились. Подъезжая к отелю, мы увидели, что он полностью оцеплен и вокруг стоят полицейские и пожарные машины.

- Пожарные-то зачем? Ну, Ира, ну, дура! – в сердцах сказала я и вышла из машины. И тут же поняла, зачем пожарные. Отель оцепили вовсе не из-за нашей пропажи. В здании был настоящий пожар. Из окон второго этажа валил дым.

Саша, уже совершенно трезвый, стал бегать между полицейскими, выспрашивая о своей жене и даже изображая ее жестами. «Что же ты тут не блеснешь своим коронным «Жублие ле мо», - думала я.

Наконец, ему показали, где находятся все эвакуированные из отеля гости. Они стояли в сторонке, завернувшись в одеяла, и спокойно наблюдали за происходящим. Рядом с каждым стояли дорожные сумки с вещами, из чего я сделала вывод, что эвакуация была не срочной. Но самое главное было не в этом. А в том, что Иры среди них не было.

И вот уже Саша, заламывая руки, бегает по улице, расспрашивая то постояльцев отеля, то полицейских, он показывает фото на телефоне, но все только качают головами. Наконец, Саша нашел нашего метрдотеля и тот сказал, что Ира ночевать не приходила. Я перевела это Саше на русский, после чего имела честь наблюдать на его лице очень любопытный калейдоскоп эмоций, от облегчения («хорошо, что не осталась в отеле») до недоумения («а где же тогда она?»).

Мне уже начинало казаться, что эта ночь бреда, точнее, Ночь Бреда не закончится никогда. Я переводила уже третьему полицейскому нашу историю, но когда мы доходили до вопроса: «А зачем вы оставили жену одну?», Саша начинал путаться в показаниях, и нас передавали другому полицейскому, и все начиналось сначала.

Наконец, я была уже почти уверена в том, что нас снимают скрытой камерой для какого-то шоу, я увидела, как по улице идет наша Ирочка, заспанная, помятая и с какой-то странной улыбкой. Мы кинулись к ней. Саша начал было оправдываться, но вдруг выяснилось, что оправдываться надо ей.

- Я перепутала отели, - сказала она. – Я ночевала в другом месте.

- Где?!

- В соседнем отеле. Я так плакала, что администратор позволил мне переночевать.  Утром я вспомнила, что у меня в сумочке есть визитка нашего отеля, на которой я записывала  пароль от вай-фая. И администратор мне подсказал, куда идти.

Я заметила, что каждый раз при слове «администратор» Ира как-то странно улыбалась и словно задерживалась на этом слове, чтобы посмаковать его подольше.

Мы ехали в аэропорт на электричке. От нас несло гарью, так как все наши вещи и сумки провонялись в горящем отеле. Мы молчали. Я думала о том, что когда-нибудь я спрошу у Иры, было у них что-то с этим администратором  или нет. Она мне обязательно расскажет – мы же подруги.